В 2014 году Никита Кулаченков работал в «Фонде по борьбе с коррупцией» (ФБК) Алексея Навального в Москве. В июне того года Навальному исполнялось 38 лет. И друзья не знали, что ему подарить. Но вдруг вспомнили, что Алексей за пару месяцев до этого твитнул про плакат с забора в подмосковном Владимире. Накануне дня рождения Алексея они с коллегой, Георгием Албуровым, отправляются за плакатом. А на следующий день, 4 июня, преподносят его имениннику. Еще через 2 недели, ночью, в квартиру Навального нагрянут с обыском, изымут подаренный плакат и назовут его краденной картиной. Так, Никита Кулаченков станет одним из фигурантов уголовного дела о краже произведения искусства «Плохой хороший человек», созданного художником Сергеем Сотовым. Он бежит из России и в конечном итоге получает статус политического беженца в Литве. Коренной москвич, а сейчас вынужденный вильнюсец, из-за копеечного плаката попадает даже в розыск Интерпола. Международный ордер Интерпола был упразднен сразу после получения Кулаченковым протекции Литвы, но в России он не имеет даже срока давности. Или пока власть, по словам Никиты, в России не поменяется: «Он на всю жизнь останется, пока этот новый «совок» (Советский Союз — ред.) не закончится».
Плохой хороший пеликан
В ноябре 2017 года фотографируем Никиту Кулаченкова у стены одного из вильнюсских домов на фоне граффити с красным пеликаном. Их по всему городу тайком на стенах десятками при помощи баллончика с краской рисует неизвестный художник — пеликан в очках, в шляпе, в галстуке и т. д. Именно эти пеликаны пришли Никите в голову, когда он попытался найти литовский эквивалент того, что же он все-таки «украл». Никита пошутил, что поводом для уголовного дела могла бы стать, например, и съеденная собака в ресторане корейской кухни — за жестокое обращение с животными. Как говорит Никита, в России есть люди, которые 24 часа в сутки мониторят все, что делают активисты, и, как только появляется нечто, из чего можно сделать уголовное дело, они делают из этого уголовное дело.
До того, как прийти к Навальному в фонд, Никита уже 8 лет занимался частными расследованиями экономических преступлений, и его там радушно встретили: «Круто, давай, будешь с нами работать». «Такой длинный путь пройден, начиная с участия в Стратегии 31 (Всероссийское гражданское движение в защиту свободы собраний, 31-я статья Конституции РФ). Я ходил на акции сумасшедшего Лимонова в 2007-8 году. Закончилось тем, что оставил работу, приличную офисную, и пришел работать в Фонд Навального», — делится Никита.
Кулаченков предполагал, что работа у Навального может повлечь за собой нечто подобное, но не думал, что так скоро. В фонде Навального он успел поработать всего год: «Только устроился, освоился и уголовное дело завели. Я шутил, что теперь у меня будет собственное уголовное дело». Хотя до последнего момента Кулаченков не верил, что делу дадут ход. Однако, «нашисты», по словам Никиты, с самого начала активно занимались его медийным продвижением. Через несколько дней после обыска Никита, например, увидел изображение плаката на огромном билборде с подписью «Что такое хорошо и что такое плохо?», когда ехал по Кутузовскому проспекту в Москве, и изумился: «„Нашисты” запросто получили доступ к вещественному доказательству в деле ФСБ, отсканировали и распечатали его в большом формате». Российские медиаканалы в это время сообщали, что сотрудники ФБК — воры, а сам Навальный хранил краденное «полотно».
Никита пошутил, что поводом для уголовного дела могла бы стать, например, и съеденная собака в ресторане корейской кухни — за жестокое обращение с животными.
Никита, по сути, выступил зачинщиком «кражи»: «„Говорю: поехали, возьмем? — Поехали”. Их висело может 40 или больше. Мы нашли именно тот плакат, который Алексей постил, привезли его в Москву. Потом Следственный комитет и ФСБ два месяца прессовали того сумасшедшего человека, который их делает. Он такой своеобразный, не то, что сумасшедший, а есть такой термин «городской сумасшедший», местная достопримечательность со своей необычностью, с этими рисунками. Понадобилось несколько месяцев, чтобы его обработать от момента, когда «это прекрасно, что их забирают» до момента, когда «я испытал моральное страдание от того, что у меня украли этот плакат».
Весной 2014 года во Владимире люди, которые представились работниками местной администрации (кем они были на самом деле — оперативниками, «нашистами» или еще кем-то, официально не известно) брали интервью у 66-летнего художника и дворника с 26-летним стажем Сергея Сотова. Свои работы он писал на бумаге, потом наклеивал на картон и по собственной инициативе вывешивал на длинном городском заборе. Они размокали под дождем, выцветали на солнце, на них появлялись разные надписи, их сдирали, как старые афиши. На освободившееся место художник помещал новые и ни на кого не жаловался. «Когда его нашли НТВшники, он сказал, что раз срывают эти плакаты и уносят, значит, они кому-то нравятся. Они спрашивали, пытался ли он когда-либо их продавать. Он говорил, что нет. Когда его спросили, зачем он написал заявление, тот сказал: „Меня в темноте люди заставили, посадили в машину, какие-то неизвестные, сказали, вот, подпиши это”», — восстанавливает Никита в памяти события четырехлетней давности. Сотов в тех первых своих интервью даже утверждал, что хотел было отозвать свою подпись и позвонил в прокуратуру, но там ему якобы сказали: «Заявление потерялось, когда найдется, обязательно перезвоним». Позже потерпевший Сотников уже приезжал в суд на джипе, с собственным адвокатом, зачитывал заявления, которые вряд ли, по мнению Никиты, мог бы сам составить, организовал несколько персональных выставок, участвовал в коллективной выставке Наивного искусства, выставлялся в московских галереях, а отдельные его работы попали в частные коллекции.
И мне амнистия?!
Уже из Литвы Никита звонил Сотову во Владимир, чтобы извиниться перед ним: «Такая грустная история, мы человека в это невольно втянули, и человек вынужден был написать донос».
На заборе, художник Сотов, по словам Никиты, ничего уже больше не вывешивает. «Следственный комитет сделал запрос в администрацию города Владимир: можно ли там вешать. Они написали, что нет, это незаконно, никакого разрешения на эту экспозицию они не давали. Получается, снятие этого плаката — пресечение административного правонарушения, их надо было снимать!», — со смехом вдруг вспоминает он.
Художник Сотов, в прошлом и с некоторым шовинистическим периодом творчества, свой плакат «Плохой хороший человек» сначала оценил в 100 рублей, а затем в 5 тысяч, но это все равно только 70 евро.
Художник Сотов, в прошлом и с некоторым шовинистическим периодом творчества, свой плакат «Плохой хороший человек» сначала оценил в 100 рублей, а затем в 5 тысяч, но это все равно только 70 евро. Экспертизы плаката, по словам Никиты, проводились до тех пор, пока одна из них не признала его ценность, достаточную для возобновления уголовного дела. В итоге «подельнику» Никиты Георгию Албурову решением суда, который длился по этому делу около года, назначили 240 часов общественных работ, но амнистировали в честь 70-летия Победы в Великой Отечественной войне.
Кулаченков покинул страну еще до суда, опасаясь более сурового наказания. Вероятно, с ним поступили бы также как с Албуровым. И Никита допускает, что своим отъездом он ситуацию только ухудшил: «Исправительные работы — лучше, чем эмиграция. Но когда обыскивают вас, родителей, Фонд, прослушивают телефоны, возят на допросы, трудно предположить, что вы отделаетесь исправительными работами. Алексей (Навальный — ред.) уже сидел под домашним арестом, с перспективой, что его посадят с реальным сроком. В итоге посадили его брата (Олега Навального — ред.). Это происходило, когда я был на Кипре, пытался решить, что мне делать дальше — возвращаться или нет».
ФСБ РФ звонит в Вильнюс
Никита говорит, что следователи ФСБ предлагали ему подписку о невыезде взамен на его возвращение в Россию, которое сейчас сулит только арест прямо на границе. Но Кулаченкову претило идти на какие-либо сделки со Следственным комитетом и улучшать им статистику: мол, мы осудили двух человек из команды Навального. Никита и представить себе не мог, как будет стоять перед этим судом и отвечать по сфабрикованному уголовному делу: «Люди будут сидеть, будет судья, прокурор, адвокаты. Все будут делать вид, что это правосудие, реальный судебный процесс. Я не собирался принимать в этом участие».
Никита хорошо помнит день своего отъезда из Москвы: «Как собрал рюкзак, попрощался с дедом (не знаю, увижу ли я его когда-нибудь) и уехал. Уехал в искренней надежде на то, что этот вздор не приведет к уголовному делу. Надо отдать должное, что я несколько недооценил абсурдность этой машины».
«Люди будут сидеть, будет судья, прокурор, адвокаты. Все будут делать вид, что это правосудие, реальный судебный процесс. Я не собирался принимать в этом участие».
В первое время следователи звонили Никите из Москвы в Вильнюс с вопросом: «Никита, чего вы от нас бегаете?». Как вспоминает Никита, один звонок был особенно интересным. До получения статуса беженца Никита жил в Литве по визе. Когда она закончилась, он, признавая, впоследствии, глупость этой затеи, отправляется в Беларусь ее продлевать. Там его задерживают по выписанному Россией ордеру Интерпола. В итоге Кулаченкова продержали под арестом 15 часов, вместо разрешенных законом 8-ми. Никита сидел на лавочке и наблюдал, как белорусский пограничник одним пальцем набирал в компьютере слова «ФСБ России» в поисках нужного телефона, и, как потом безуспешно дозванивался туда за инструкциями. В какой-то момент ему даже удалось, но на другой стороне провода не поняли, в чем дело, и, к счастью, положили трубку. Белорусы начали волноваться, а потом еще и адвокат пришел. Сидят, по словам Никиты, и не знают, что делать. «Тогда я им говорю: Давайте, я вам расписку оставлю, что сам, добровольно, явлюсь в ФСБ России. Они обрадовались: О, давай!». И с облегчением отпускают. Поездом он вернулся в Вильнюс. А через две недели ему звонит российский следователь с вопросом: «Никита, а почему вы не приехали, ведь, обещали?».
Родители и старшая дочь навещают Никиту в Литве, или он их — на нейтральной территории. Однажды, Никита, уже находясь под протекцией литовского государства в качестве беженца, приезжает на Кипр, чтобы встретиться с родственниками. Его задерживают прямо в аэропорту и снова по ордеру Интерпола, выписанному Россией. Около месяца он проводит в кипрской тюрьме. «В Литве я себя безусловно чувствую в безопасности. Но меня поставили в розыск Интерпола. Смех смехом, но поскольку я однажды попал в записи Интерпола, и даже если удалили, у меня на всю жизнь остается шанс, что я поеду в какую-нибудь страну, которая не стерла мою запись, и она посадит меня в тюрьму и будет несколько дней разбираться. Если это будет страна, которая особенно любит Россию, она просто договорится мимо…», — предполагает Кулаченков.
«Я грущу...».
«Насколько я пострадал? — размышляет Никита. — Я бы не уехал никогда. Я не собираюсь оставаться ни в Литве, ни в какой-то другой стране. У меня было множество возможностей уехать по работе — я учился в США, но никогда не хотел уезжать. Здесь есть свои достоинства, я наслаждаюсь билетами по Европе по 30 евро. В России это по финансовым причинам недоступно, а если доступно, то лететь 4 часа, а тут за полтора-два часа можешь слетать на выходные в любой город погулять, чуть заранее запланировав».
По словам Никиты, в Вильнюсе за условную четверть доходов можно снимать очень хорошее жилье, которое в Москве не так просто найти — по тишине, по хорошему дому, по дворам. Вильнюс, по его мнению, совершенно верно ругают за плохие тротуары, но это не портит впечатления о тех домах, в которых можно жить по доступной цене.
«По чему скучать в Вильнюсе, если вернусь в Москву? Это хороший вопрос, — говорит Никита. — Я, наверное, буду…. Это не какой-то конкретный пример, просто удобно: если ты хочешь пойти погулять в лес, то можешь проехать 10 минут на машине и пойти гулять в лес. Если ты хочешь поездить на велосипеде по каким-то достаточно диким местам — проехал на машине минут 15, достал велосипед и катайся, особенно на Север куда-то, по лесам и полям, вдоль рек. В Москве такая радость недоступна. Нужно еще час на электричке ехать, или эти леса и поля будут очень условными, скорее, парками. Если в день можешь проехать 50-60 километров по лесу, то кататься по парку, который 10 километров в одну сторону и 5 километров в другую — достаточно грустно. Здесь это доступно. В лесах чисто и свежо».
Одна велопоездка Никите запомнилась иначе. В День России он ехал на велосипеде через парк Вингис в Вильнюсе. «Немножко испугался, когда туда заехал. Это было, по-моему, 2015 год. Люди флагами ДНР размахивали», — вспоминает Никита.
Никита обещает, что обязательно будет голосовать на местных муниципальных выборах: «Не могу голосовать за парламент (Статус беженца не предоставляет этого права — ред.). Но когда будут выборы муниципальных депутатов, я с удовольствием почитаю все, изучу программы муниципальных депутатов, посоветуюсь и пойду проголосую».
Никита поделился и своими детскими воспоминаниями, связанными с Литвой. 23 августа 1989 года, будучи почти первоклассником, он участвовал в мирной акции «Балтийский путь», когда приезжал с семьей в Вильнюс к своей дальней родственнице, в прошлом репрессированной литовке. Но на фотографиях с акции в музее башни Гядиминаса он себя пока не нашел.
«Есть еще много вещей, которые про Вильнюс можно сказать. И, конечно, я грущу: всю жизнь я рос в городе с 20 миллионами людей, там много друзей, много возможностей этих друзей завести. Возможности здесь просто в двадцать раз меньше», — заключает Никита.
Новая аудитория ФБК
Никита Кулаченков в ФБК теперь работает дистанционно. «Надо было привыкнуть к тому, что сидишь дома. Я не работал в офисе последние несколько лет и в России, но, по крайней мере, ездил в офис, встречался с людьми. Скучаю по своей преподавательской деятельности, которой занимался в России, а здесь не могу». По словам Никиты, в Фонде сейчас работают около 30-ти человек, в расследованиях заняты 3 человека. «Там еще много людей, которые делают сайты, работают над их контентом, результаты наших расследований приводят в смешной и остроумный вид. Если просто взять и сделать расследование, потом опубликовать, его прочитают 3 зануды», — полагает Никита.
Кулаченков говорит, что значительная часть читательской аудитории пресытилась этими расследованиями, но они нашли новую: «Читать это всем надоело, все всё понимают. Но выяснилось, что есть огромная аудитория Youtube, которая будет смотреть видео. И мы выпустили несколько. Оказалось, что их смотрят. Новая аудитория читать не хочет и про расследования ничего не знает, но видео с удовольствием смотрит и смеется, поскольку у нас получается делать их смешными».
Оказавшись в любом российском городе, спросите любого таксиста, и он вам скажет, какой дом у губернатора, у местного мэра, на какой машине они ездят.
По словам Никиты, они фокусируются на аудитории Youtube с осени прошлого года. «И в марте (26 марта 2017 года — ред.) все эти люди, которые посмотрели Youtube, вышли на улицы. Трудно оценить их количество, но это было заметно. Другой вопрос — будут ли они еще выходить?», — не уверен он.
Смысл расследований ФБК Никита видит не в том, чтобы информировать людей о финансовых и прочих преступлениях российских чиновников — у населения России все хорошо с восприятием реальности, а чтобы вызвать недовольство и несогласие с этим: «Оказавшись в любом российском городе, спросите любого таксиста, и он вам скажет, какой дом у губернатора, у местного мэра, на какой машине они ездят. Зарабатывая по полтора миллиона рублей в год, ездят на машинах за 5 миллионов, на Land Cruiser’ах. То, что все воруют, фальсифицируют выборы, все знают. 15 лет их убеждали в том, что так и должно быть: это же мэр! Задача не в том, чтобы рассказать им о том, что у них мэр ворует. Это нужно конвертировать в то, что так быть не должно».
