/home/naralt/domains/nara.lt/public_html/multimedia/identichnost/story.php on line 28
"> /home/naralt/domains/nara.lt/public_html/multimedia/identichnost/story.php on line 33
">

Инеса Малафей

«Я чувствую себя здесь хорошо укрепившимся гостем»

К своим 30 годам Инеса Малафей успела пожить в разных окружениях, языковых, урбанистических, академических и возрастных. Она родилась и выросла в Пабраде на берегу Жеймяны (Небольшой городок в 40-ка киллометрах от Вильнюса, население — около 6 тыс. человек), закончила пабрадскую гимназию «Rytas» с литовским языком обучения, поступила в Академию Искусств в Вильнюсе, чтобы учиться дизайну. И уже на первом курсе она встретила своего будущего мужа и соавтора в разных творческих начинаниях, Арунаса. У них недавно родился сын.

На 4-ом курсе по студенческой программе «Эразмус» Инеса с мужем отправились в Финляндию, в небольшой город Лахти (население — около 100 тыс. чел.) Вернувшись домой, защитили дипломную работу (премия «IF» за дизайн в 2011 году), которая стала началом для новой производственной линии мебели «Эмко». В 2012 году они вместе поступили в Датскую Королевскую академию дизайна в Копенгагене. Из Дании Инеса отлучалась на полугодовую практику в другой небольшой городок на границе Германии с Чехией, Зельб (население — около 16 тыс. человек), на фарфоровый завод «Розенталь». Закончив датскую академию (Премия «Do»t за дипломные работы), Инеса с мужем поселились в Паневежисе, где основали свою фирму «Etc. etc» и занимаются промышленным дизайном.

В Пабраде Инеса училась в школе искусств и считает, что самое благотворное влияние пришло именно оттуда. Одной из ее выпускных работ стал картонный автомат с ручкой для просматривания анимационных кадров – крутишь и над нарисованной чашкой с кофе поднимается пар, а на выставке к 100-летию Литвы «Прикладное искусство и дизайн 1918-2018» Инеса уже показывает результат своих керамических опытов, сделанных на 3D принтере, и «Наивный» стул». На выставку в Национальной галерее искусств «Истории вещей. Литовский дизайн 1918–2018» у них попросили другой стул — «Мой стул для чтения». «Но остался только его прототип, и мы его засидели, пришлось дать другую работу», — смеется Инеса.

Над чашкой, в этот раз с чаем, поднимается настоящий пар, а Инеса по моей просьбе все сравнивает — отношения, состояния и дороги. Языком общения Инеса выбрала литовский.

Что вы нашли в Вильнюсе?

Когда приехала из Пабраде, Вильнюс стал городом открытий. Он стал для меня всем. Я встретила здесь своего будущего мужа. Это все изменило. Вместе начали работать. В Вильнюс мы всегда хотели вернуться. Это город нашей мечты, где можно работать и удобно обосноваться.

А если сравнить родной альма матер с финским?

Лахти — это маленький городок в 100 км от Хельсинки, размером с Панявежис, где мы сейчас и живем. Но их небольшой университет предоставил очень много возможностей, технических и практических. У нас был доступ ко всем мастерским, все материалы. Это было так ново, потому что в то время (2010 год — ред.) у Вильнюсской академии ничего этого еще не было, ни мастерской работы по дереву, ни по алюминию, ни по керамике. Теперь есть, и даже лучше, чем в финском Лахти.

Что в Дании было совсем иначе?

Мы думали, что ехали в совсем в другой мир. Но теперь не могу сказать, что они сильно отличаются. Если только пара отличий: работа институций, осознанное уважение к друг другу.

В Дании люди очень политкорректны, вежливы. Мне нравилось, что независимо от того, в каком ты положении, с тобой все очень доброжелательны. Если о чем-то попросишь, тебе обязательно объяснят и расскажут. Всегда принимают тебя таким, какой ты есть. В Литве обычно думаешь, как ты выглядишь, как одет. В Дании меня это вообще не беспокоило. Но с другой стороны эта политкорректность делает общение не таким открытым и настоящим. Есть словно какой-то стандарт: ты всегда знаешь, что получишь, но только не знаешь, получишь ли ты того «настоящего» человека. В Дании у людей нет ясной эмоции — действительно ли я нравлюсь этому человеку?

В Литве среди преподавателей характерно студентов сравнивать друг с другом: ты делаешь немного лучше, тот немного хуже. В Дании этого не было. У студентов разные достижения, но общаются со всеми одинаково ровно и уважительно.

Когда в Литве звонишь в какую-нибудь институцию, чувствуешь себя так, словно что-то просишь. Если делаешь это в Дании, тебе говорят: «Молодец, что позвонил, большое спасибо, нам очень приятно тебя слышать, чем мы тебе можем помочь?».

Привезли с собой эту датскую политкорректность?

Может и стала вежливее, но что точно захватила: когда я звоню в какую-нибудь литовскую институцию, то я требую того самого уважения, которое испытывала повсюду в Дании. И иногда его получаю. Этого нужно хотеть. Ты знаешь, что тебе это принадлежит, но это ощущение пришло только после Дании: «Прошу помочь, потому что вы здесь работаете для нас».

Еще какие-то особенности уклада жизни датчан?

— Дети и велосипеды. Детей там по-другому воспитывают. Понимаю, откуда вырастает это уважение к друг другу. Мы жили в доме, где были семьи с детьми, наблюдала как они играют во дворе или, например, встречались с ними по утрам. Кроме того, они все и везде — на велосипедах. И маленькие дети. Там безопасно ездить на велосипедах. Родители толпами по утрам везут детей в садик на велосипедах. По трое детей на велосипеде, спереди и сзади.

Местного общественного транспорта в Пабраде нет, но в низкоэтажном городке, очень растянутом в пространстве, велосипедиста встретишь редко, почему?

Между Вильнюсом и Швенченисом довольно оживленная дорога. Условий для безопасной езды на велосипеде нет. И не комфортно. Ребенка не пустишь на велосипеде. Те, кто едут из Вильнюса на машине, даже не особенно притормаживают, не думают, что здесь люди живут.

А что в Германии стало для вас личностным открытием?

Я попала в совершенно другое поколение. Все были лет на 20 старше меня. Я работала с коллегой, которому было 60 лет. Я не почувствовала вообще разницы в возрасте. И это меняет твое отношение к возрасту как к таковому, своему и другого человека.

От Пабраде бежите?

От Пабраде я не бегу, а вот советского быта, мебели, которая окружала с детства, — да. Хотели от этого влияния больше уйти, чем переработать творчески. Хотя от него полностью не избавишься. Хотелось научиться тому, что делают в Скандинавии, получить влияние другого мира.

Чего вам там критически не хватало?

В Пабраде всегда не хватало хороших учителей, как в школе, так и в своем окружении. Людей, которые могут принять в тебе участие, в твоей жизни. Всегда искала себе учителей по жизни. Школа искусств в Пабраде очень многое мне дала. У меня были учителя, которые оказали большое влияние на меня. Чем больше такого влияния, тем лучше. Нужно привлекать туда таких людей и сейчас.

Вы себя чувствуете русской или литовкой? Или это менялось с возрастом?

Никогда не чувствовала себя до конца ни литовкой, ни русской. Это такое лимбо. (В католицизме лимбо — место пребывания не попавших в рай душ, не совпадающее с адом или чистилищем — ред.) До 16 лет я себя чувствовала русской. Но русский язык никогда не изучала и жалею. Училась в литовской школе. С родителями дома говорила по-русски. С отчимом, где-то с 12 лет, по-литовски. Был такой момент, когда говорить по-русски было легче, чем по-литовски.

Мой муж литовец и мы общаемся по-литовски, и сейчас я себя чувствую литовкой. Но бывают такие моменты, когда я посреди ночи просыпаюсь и встаю (я сама этого потом не помню). А потом муж рассказывает, что я говорила с ним по-русски, а он ничего не понимал. Сейчас он уже немного научился, с моими родителями приходится общаться по-русски. И его родители прекрасно говорят по-русски. Папа Арунаса был сибиряком, его родители были сосланы в Сибирь. Он вернулся в Литву, но учился еще в России. Мой папа родился в Литве, но его родители приехали в Литву из Белоруссии. Отчим — литовец. Моя мама чувствует себя полькой, но говорит по-русски. Ее отец — литовец, а мама — полька.

Язык поменялся, а человек вы тот же самый?

Думаю, нет, разный. Когда говорю по-литовски, я себя чувствую по-другому. Как человек я тогда легче, мягче, нежнее, вообще. Когда говорю по-русски, я себя так не чувствую, я — тяжелее, как человек и как личность. У меня, возможно, несколько идентичностей, которые я могу переключать. Когда говорю по-литовски, чувствую себя литовкой. Но когда говорю по-английски, я все-таки не становлюсь англичанкой. Мне труднее говорить по-английски, чем по-русски, но я думаю, что это не проблема языка, а идентичности. Сложность русского — в другом. Русский внутренне важный для меня язык. Русский язык и русская литература для меня как спасительный побег, когда устаю. Когда была в Финляндии и Дании, я иногда даже включала радио Свобода. Это такой уход в другую себя. Это давало возможность расслабиться.

А почему русский язык в вас так силен?

Я читала по-русски в подростковом возрасте. И сейчас стараюсь читать иногда на русском, чтобы не забывать язык. Я много читаю и на английском. Читать по английски мне даже легче, но текст на русском я через другую призму воспринимаю, глубже.... Недавно читала Набокова по-русски. Мне было тяжело. Потом узнала, что сначала эту книгу он написал на английском, потом перевел на русский. В итоге я прочитала половину книги на русском, половину — на английском. Вообщем, на английском мне было легче читать, а на русском больше нравилось — на английском меньше остроты текста чувствовала.

Если про вас скажут, что ты ассимилировались или вас ассимилировали, что ответите?

Поскольку я никогда не чувствовала, что Россия — моя земля, то никогда и не чувствовала, что я что-то потеряла. А к русскому языку я всегда возвращаюсь тем или иным способом. Когда я ехала в Финляндию и Данию, я почувствовала то, что Литва — это такой мостик между Северной и Южной Европой. Мы осознаем, что такое Россия, но при этом и то, что такое Северная Европа, пониманием обе эти культуры. У нас такой статус переводчика, переводчика контекстов. Знание русского языка и понимание русской культуры очень помогает в этом. С этим я никогда не расстанусь.

Вы лично, ваши родственники или друзья сталкивались в Литве с недружественным отношением к себе по каким-то либо национальным признакам?

С плохим отношением к русским в Литве самой мне не приходилось встречаться. Со всеми с кем приходилось общаться из русской школы в Пабраде (гимназия с русским, а также польским языком обучения «Жеймяна» — ред.), все стали успешными. У некоторых из них есть небольшой акцент, но я не замечала, чтобы они как-то пострадали из-за этого на литовском рынке труда как профессионалы. Как минимум люди моего возраста. Может людям старшего возраста труднее, но их часто списывают неоправданно, обвиняют в том, чего нет.

Ваша мама смотрит российское телевидение?

Да, но что мне нравится в моей маме, — она не вовлекается. У моей мамы есть друзья, которые приезжают в Литву из Мурманска. Они, кстати, даже здесь в Литве боятся громко говорить, будто их подслушивают. Политическая ситуация влияет на их бизнес, но в своем окружении они ничего не критикуют. Они практически каждое лето приезжают в Литву. Есть даже мысли сюда перебраться, но пока не решаются. Через этих друзей мама и понимает, что телевизор не всю правду показывает.

Как вы себя чувствуете в Литве?

В паспорте у меня долгое время был дефис вместо национальности. Но я чувствую себя литовкой, хочу инвестировать в Литве свои силы и время, но у меня нет здесь собственных корней. Я чувствую себя здесь хорошо укрепившимся гостем. Согласна, что с появлением ребенка, это ощущение может измениться, дети помогают пустить корни, вживляют. И муж тоже.

Что значит быть литовцем?

Это твое окружение, погружение, твои люди. У меня нет такого романтического отношения: «Вот, она, Литва!». Я уважаю людей, которые здесь живут и работают. Я понимаю, что являюсь частью этого процесса. Это и делает меня литовкой.


Следующая история:

Жильвинас Галимовас