/home/naralt/domains/nara.lt/public_html/multimedia/identichnost/story.php on line 28
"> /home/naralt/domains/nara.lt/public_html/multimedia/identichnost/story.php on line 33
">

Клавдия Матвейевайте

«Весь смысл в человеческом сочувствие»

Примерно четверть века назад один украинский студент журфака вместе с друзьями приехал на киевский железнодорожный вокзал и попросил в кассе: «Пожалуйста, билет до Казюкаса». Так он затем оказался в Вильнюсе, а остановившись на ночлег в студенческом общежитии, встретил неотразимую студентку c литовского журфака. Вскоре они поженились и стали родителями нашей собеседницы Клавдии Матвейевайте. «Казюкас тогда был местом сбора молодых интеллигентов. Похоже тогда о нем все знали», — поясняет она обстоятельства любимой семейной истории. — Обычно женщины переезжают в другую страну ради любви. А вот у меня папа из любви к маме перебрался в Литву».

Клавдия закончила режиссерский курс Литовской академии музыки и театра. Курсовая киноработа тогда еще третьекурсницы «Последний день» — семейная история — стала победителем конкурсной программы «Новое балтийское кино» кинофорума Европейских стран «Сканорама», а на фестивале «Киновесна» получила приз зрительских симпатий. «Моя дипломная работа тоже про семью, в которой много лжи, вроде, невинной, но ни к чему хорошему не приводящей. Да, меня интересуют в первую очередь отношения очень близких людей», — говорит Клаудия.

Расскажите о вашей семье

Папа родом из Павлограда, его мама — украинка, а папа — русский. Моя мама -— литовка, из Каунасского района. Так что у меня в крови как минимум три национальности, насколько я знаю. Дома мы говорим по-литовски, и с мамой, и с папой. Меня всегда восхищало это в папе: он выучил язык так, что даже не чувствовался акцент. Людям и в голову не приходило, что он — не отсюда. Папа режиссирует телепередачу «Дорога домой», а также снимает документальные фильмы. Мама делает передачи на тему религии на ЛРТ, издает детский журнал «Битуте».

Вашего папу с его славянским происхождением хорошо приняли в литовской семье?

Национальность никак не помешала. Мои дедушка и бабушка очень открытые люди, приняли легко и без предубеждений.

В вашей семье были ссыльные?

Брат бабушки, он умер примерно 5 лет назад. Он был в ссылке и написал даже книгу воспоминаний.

Вы когда-нибудь говорили по-русски?

По-русски говорила, пока связь с родственниками со стороны отца была теснее. Когда я была маленькой, мы туда ездили каждые пару лет. А последние 7 лет, наверное, я там ни разу не была. Раньше и они к нам в Литву приезжали. Но дедушка умер, а у бабушки слабое здоровье. Хотела бы сейчас туда поехать.

Русская литература пока не входит в круг моих интересов. Знаю, что есть Достоевский, но его произведений не приходилось читать. Так сложилось со школьных времен. С тех пор мне очень нравится такой жанр как американская готическая литература первой половины 20 века, — Капоте, Фолкнер, МакКаллерс. Очень конкретные имена. Читаю, мне и страшно, и неуютно, и эмоционально воздействует. Тронуло это, и к другому я особо не прикасалась.

А по украински?

Я никогда не говорила по-украински, но всегда гордилась тем, что у меня украинские корни. Может, и смешно придавать большое значение смешанной крови, но я всегда полагала, что чем больше в тебе корней переплелось, тем больше у тебя возможностей как бы расширяться изнутри, наполнять себя культурой не только одной страны. Все равно есть какой-то народный характер, менталитет. Потому, имея литовские и славянские корни, могу в себе найти много вещей свойственных и тем и другим.

А что свойственно?

Сложно сказать. Может это стереотип, что литовцы приспосабливающиеся люди. Не думаю, что это правда, но укоренился такой миф: литовцы лучше промолчат и будут тихо сопротивляться, чем громко выскажутся. Но сколько мне приходилось сталкиваться со славянами, и здесь живущими в том числе, они сразу говорят, что думают. С этим я в себе пытаюсь бороться. Я стараюсь на все спокойно реагировать, но если разнервничаюсь, то сильно расхожусь. Но я просто стала избегать людей, которые могут спровоцировать такое мое поведение. Лучше отойти, если с кем то не сходишься, чем ввязываться в конфликт.

А как украинские события отразились на вашей семье?

Мой папа раньше не был политически активным. Когда начался Майдан, он смотрел прямые трансляции оттуда по 24 часа в сутки. Так с того времени и не отходит от всего этого. Шла тогда ночью спать и видела, как папа сидит без сна 2 дня у компа: смотрит и смотрит. Мне, кажется, было 17-18 лет. Это папино сидение у экрана меня больше взволновало, чем все заголовки о погибших людях. Вроде мелочь, но болезненная.

С украинскими и русскими родственниками из-за политики не ссорились?

Нет. Они поддерживают украинскую сторону. Даже была одна интересная трансформация. У меня есть двоюродная сестра, которая живет в Днепропетровске. Ей сейчас около 30-ти лет. Она всегда была такой девушкой, которая вечно себя не находит, красавица, немного принцесса. И я никогда бы не подумала, что политические вещи ее могут заинтересовать. И тут папа мне говорит, что она после всех этих событий стала добровольцем, прошла военную подготовку, теперь собирает пожертвования воюющим украинским солдатам. Она делится в «Фейсбуке» своими фотографиями в военное форме. Меня шокировало, что человек может так измениться.

Папа еще рассказывал о своей поездке в родной город после того, как начались эти события: «Весь город словно вымер. И вдруг ни с того ни сего проезжает военная скорая помощь». Очень странное чувство, когда на твоей родине происходят такие вещи. Изменения даже не в людях, а в атмосфере. Я помню этот город. Простой город: много пожилых людей, рынок, спокойно, тепло, солнечно, арбузы, а теперь военные автомобили ездят.

А каким было ваше школьное окружение?

Мне очень повезло, что я с 7 лет была в художественной школе им. Чюрлениса, где собрались очень разные люди. И это было так естественно, что мы на эти различия и не обращали внимания. Сейчас часто говорят о школьных издевательствах. Если в классе появляется какой-то другой ребенок, другой национальности или еще чего-то другого, он сразу становится чужим. В нашей школе такого быть не могло, потому что мы все были очень разные. И с раннего детства это понимали. Потому я выросла без всякого рода предубеждений, в том числе и национальных. Никогда даже в голову не приходило: «Ай, он поляк. Ай, он русский».

А из-за фамилии, русской с литовским окончанием, нигде не спрашивали про вашу национальность?

Нет. Но она людям кажется очень сложной, длинной, и все внимание уходит на ее написание. Папа в паспорте записан как Матвеев, Олексий. Он представляется как Алексас. А меня зарегистрировали Матвейевайте. Решили так записать, потому что все равно живем в Литве, и меня собирались воспитывать как литовку.

Вы считаете себя литовкой?

Нет. Я считаю себя всем, что во мне есть, по всей «биологии». Не могу сказать, что я хорошая украинка или хорошая русская, потому что я не говорю не на том, ни на другом языке, и не очень знаю их культуру. Я знаю только то, что пишут в медиа, и что папа рассказывает. Хотела бы больше интересоваться, это было бы очень естественно, но просто времени не хватает и энергии. Хотела бы быть получше русской и украинкой. Вообще, если покопаться в родословной за 200 лет, много интересного можно найти. Одна моя подруга, которая считала себя чистокровной литовкой, узнала, что пару сотен лет назад ее предок был грузинским князем.

А какой образ у нацменьшинств в литовских медиа, не слишком однообразный?

Я в принципе не очень довольна медиа. Это намного большая проблема, чем названная вами. Все освещается очень схематично. Не знаю, это что-то в обучении журналистов, потому что почти в каждой статье, которую я читаю, использованы одни и те же обобщающие схемы, все составлено по каким то определенным шаблонам. Вот там — ватники, патриоты или еще кто-то. И еще это безусловное доверие людей всему, что пишут в прессе. Шаблоны наиболее опасны, когда мы видим не человека, а набор шаблонов. Конечно, есть отдельные журналисты, которые по-другому пишут, но они, как правило, не попадают на крупные медиа-платформы страны.

Я не хочу никого обидеть, но мне кажется, что нацменьшинство, это скорее такое искусственное определение, необходимое для распределения информации. Например, в новостях что-то про украинцев и тогда их называют нацменьшинствам. А между людьми это разделение на меньшинства — несуществующая вещь. Да, конечно, есть общества, которые собираются, празднуют свои народные праздники, но это скорее их личные связи одних с другими, чем так как какая-то единица, называемая меньшинством.

А женщина-режиссер в Литве часто сталкивается с дискриминацией?

Я, наверное, не очень подходящий человек для этого вопроса. В Литовский киноцентр не так давно было направлено открытое письмо с требованием равноправия между мужчинами и женщинами в киноиндустрии (Письмо подписали свыше 900 человек — кино профессионалов, и активных граждан — ред.). Я думаю, что это очень красивая и необходимая инициатива. Но мне сложно себя с этим отождествлять, потому что я за всю свою жизнь не почувствовала дискриминации из-за того, что я женщина. Не столкнулась с тем, что мне, женщине, труднее, чем мужчине. Но я очень поддерживаю тех людей, которые столкнулись и с дискриминацией, и с сексуальными домогательствами.

А что значит быть женщиной-режиссером?

Нужно очень четко понимать, чего ты хочешь. И тогда то, что ты женщина, не будет оказывать никакого существенного влияния на твою деятельность. Это вопрос каких-то качествах характера. Говорят, что женщины получают меньшую зарплату, потому что их договорные качества хуже. Думаю, в этом есть толика правды, может что-то кроется в воспитании девочек. Девочкам с самого начала необходимо внушать, что им не нужно быть цветочками. Я очень долго старалась себя так воспитать.

Вообще, это такая профессия, где в принципе нелегко. Во-первых, это искусство, а художникам, по моему мнению, всегда непросто. Во-вторых, это очень дорогостоящее искусство. Все обычно делают фильмы с бюджетом меньшим, чем нужно, и должны как-то выкручиваться. И еще очень сильные личности там собираются, и женщины и мужчины. Всегда непросто, когда сплошь и рядом собираются люди с твердым мнением. Нужно научиться доказывать свою правду.

О чем ваш первый фильм «Последний день»?

Сценарий фильма был написан по рассказу Ярослава Мельника «Книга судеб». Это украинский писатель. Да, видимо, и не случайно так получилось. Он много лет назад переехал жить в Литву. Пишет на литовском, книги издает здесь, в Украине, во Франции. Интересно то, что пишет не на родном языке. Сам переводит их на украинский язык. Его рассказ стал созвучен с историей в моей семье — моя бабушка находилась тогда между небом и землей, и было только вопросом времени, когда она уйдет. Она тяжело болела и мы испытывали двойственное чувство: жаль, что человек уходит, но в то же время понимание, что ему самому так будет лучше. Ты и боишься, и ждешь этого момента. И в том рассказе было об этом.

Теперь, если оглянуться назад, то этот фильм не только о том состоянии ожидания, но и недосказанности, недоговоренности. В рассказе была семья — муж и жена, двое детей. И все они тайком узнали даты смертей друг друга. И первым должен был умереть их младший сын. Неизвестно только как и в какую минуту. И каждый думает, как себя вести в последний день его жизни. И такое неприятное чувство, что все что-то скрывают друг от друга. И хотят сказать, но в тоже время не решаются, не знают как, потому начинают играть в нормальный день. И это плохо кончилось. Они чуть ли не сами стали причиной смерти сына.

А если смоделировать такую ситуацию не на примере семьи, а всей Литвы, вот, мы семья народов, и сегодня один должен умереть?

Трудно эту параллель провести. Я думаю, личные связи — самое главное. Вот как люди, которые спасали евреев. Многие спасали по одному-два, по семье, некоторые по-многу, так еврейский народ и выжил. Это ведь случилось не потому, что все немцы спасали всех евреев. Тот немец, который жил на той улице, где его соседом был еврей и они были друзьями, и он его спас. Весь смысл в человеческом сочувствии.

Вы обращали внимание, что у кинокоманд очень разнообразный национальный состав, если смотреть просто по фамилиям, почему?

Да, и это не только в кино, но и в театре, в живописи и т.д.. Можно, конечно, только спекулировать, почему так. Я снова вернусь к своему утверждению, что человек, у которого много корней, несет в себе словно несколько личностей, несколько разных характеров. И это позволяет быть более гибким и лучше понимать других людей, чувствовать больше эмпатии. А в искусстве эмпатия очень важна, чтобы понимать, как себя чувствует другой человек. И только тогда ты сможешь передать ему какое-то послание, и теми способами, которыми он сможет понять. Наверно, в этом кроется причина.

Я лично стараюсь, чтобы мое творчество не было бы только моим самовыражением. Очень ложное понимание, но очень популярное, что искусство — это выгрузить все, что в тебе накопилось. Вынуть из себя и положить на видное место. Мне кажется это очень неправильно. С таким пониманием искусства можно сильно отравить людям головы. Искусство очень воздействует, потому нужно хорошо обдумать, что из себя выливать на экран или в галерее.


Следующая история:

Роберт Духневич