/home/naralt/domains/nara.lt/public_html/multimedia/identichnost/story.php on line 28
"> /home/naralt/domains/nara.lt/public_html/multimedia/identichnost/story.php on line 33
">

Вигинтас Орловас

«Дедушка рассказывал о Бразилии, а бабушка – о Сибири»

Вигинтас Орловас учится в докторантуре Вильнюсской Академии искусств. Закончил кафедру монументального искусства и фрески Академии искусств (2012). Он участник многочисленных сольных и групповых выставок/шоу и резиденций в Литве и за рубежом. Автор свето-звуковых перформансов. «Лично для меня наиболее важными кажутся эти: 2011 — фестиваль искусства и музыки «Insanitus» в заброшенной обувной фабрике «Lituanica» в Каунасе. Там я впервые представил проект «reflections/interpreting», который продолжаю и до сегодняшнего дня, — помогает Вигинтас разобраться в своей объемной художественной документации. — В 2014 году я был в норвежской резиденции, в Кристиансанде. Это было впечатляющее художественное исследование, особенно тесно связанное с местностью. Кроме того в этой резиденции я познакомился с интересными художниками (о Keith Rowe и Kjell Bjorgeengen пишу даже в своей диссертации). 2015 — «Severe Stream» в каунасской галере «Meno forma» в рамках международного фестиваля медиа и музыки «Centras X». Сцену мероприятия делил с Blixa Bargeld, который по сей день остается для меня одним из самых больших авторитетов. В 2017 — сольная выставка и перформанс «Еще до того, как сказал слово, смысл уже изменился» в Вильнюсе. Это моя первая персональная выставка. 2017 — первая зарубежная сольная выставка «/inter» и два перформанса в галерее «Snerk», в норвежском Тромсо. И, наконец, летняя резиденция в Японии «Akiyoshidai International Art Village». Это была попытка передать местный деревенский пейзаж, в 1000 километрах от Токио, в префектуре Ямагучи, при помощи местных звуков».

Вигинтасу Орловасу 28 лет. Главный выбор, и в жизни, и профессии, он сделал, еще будучи школьником. В 19 лет он женился на девушке, с которой дружил со школы. Докторскую диссертацию пишет на тему, которую нащупал еще в школе. Он был флейтой в фольклорном ансамбле, бас-гитарой — в рок-группе, а теперь экспериментирует со звуком и изображением, преподает в Вильнюсской академии искусств, делает музыкально-свето-цветовые перформансы. Он до сих пор носит длинные волосы, за которые в родном Каунасе не раз получал «по башке». В его литовско-русской крови нет бразильской, но Бразилия есть в его идентичности, которую привез оттуда его дедушка, родившийся и выросший там, куда его папа, прадедушка Вигинтаса, уехал от Октябрьской революции за лучшей жизнью. Что за птица зашифрована в его фамилии он понял только подростком: «Моя фамилия казалась мне ничего незначащим, бессмысленным словом. Я даже долгое время не понимал, что она русская. Не знал, что это орел и довольно известная фамилия русских графов».

Когда у нее появилось литовское окончание?

Эта фамилия уже давно с литовским окончанием. Пять поколений. Она от папы и о ее истинном происхождении мне неизвестно. К сожалению, и папа точно не знает. Мой прадедушка уехал в Бразилию, будучи Орловасом, не могу сказать почему, просто счастья искать или это было связано с большевистским переворотом (Октябрьская революция — 7 ноября 1917 года к власти в России пришли большевики во главе с В. Лениным). Может, он небезопасно почувствовал себя с этой графской фамилией. Но до этого он жил под Каунасом, кажется, в деревне Вайшвидава. В Бразилии он встретился с женщиной русского происхождения, тоже бежавшей из Литвы. Они поженились. Так мой дедушка и родился в Бразилии. Но через некоторое время, видимо, не найдя в Бразилии большого счастья, а войны в Европе утихли, прадедушка с семьей решил вернуться в Литву, хоть и оккупированную Советским Союзом. Дедушка в Литве женился на сироте, которая выросла в литовской семье, о ее происхождении мне неизвестно. Мой папа родился и вырос в Каунасе.

Моя мама родилась в Сибири. Она была из семьи литовских ссыльных. Ее родители, мои другие бабушка и дедушка, оба из Жемайтии, встретились в Сибири, там и поженились. У обоих семей, и дедушкиной, и бабушкиной, были довольно большие имения, они занимались сельским хозяйством. Владение некоторым количеством земли, наверное, и стало главной причиной их ссылки. К концу ссылки они уже неплохо обустроились в Сибири, но узнав, что есть возможность вернуться в Литву, все свое имущество оставили там и с пустыми руками вернулись сюда, где, к сожалению, не могли получить никакого жилья. Их приютили родственники из Каунаса, а сначала даже в Палямоне. И только через много лет им дали квартиру в советской многоэтажке.

Они не жалели, что вернулись?

Нет, нет. Все равно родная земля, даже и в другом уголке Литвы. Литовский язык бабушка полностью сохранила. Дома говорили по-литовски.

Какие рассказы слушали в детстве?

Дедушка рассказывал о Бразилии, а бабушка — о Сибири. Их рассказы были очень разными. Дедушка вернулся в Литву, когда ему было 16. В Бразилии прошло его детство, оттуда он привез только самые лучшие и красивейшие воспоминания, теплые и солнечные: о том, как доводилось в футбол играть, об игре в карты и o прадедушке.

А у бабушки все наоборот, ей было 17, когда ее с семьей сослали. В ссылке она провела более 10 лет. У нее самые красивые воспоминания были о Жемайтии. О Сибири — про медведей, как боялась, чтобы не съел, а также о сборе кедровых шишек и веток. Она еще рассказывала, как прабабушка уже сильно болела, была прикована к кровати в Сибири, не было еды, и нужно было довольно далеко идти пешком зимой в ближайшую деревню, чтобы там одолжить муки. Ее рассказы были довольно расстраивающими.

А как бабушка в последние годы реагировала на то, что происходит в России?

Бабушка мало интересовалась политическими вопросами, она была уже достаточно старой, чтобы ее могло заботить ощущаемое в последнее время напряжение. Ей было 85. Ностальгии по годам проведенным в России у нее не было.

Когда осознали свое русское происхождение?

Моя идентичность в детстве формировалась под влиянием бабушкиных рассказов про Сибирь, тесно связанных с литовскостью и гостей из Бразилии, которые были именно не испанцами и португальцами по происхождению, а местными, бразильскими индейцами, которые со своими флейтами и странной одеждой, языком, который я не понимал, в саду готовили странное свое традиционное блюдо из риса и фасоли. В детстве я все-таки чаще думал о Бразилии, а не о России. Если смотрел футбол, то всегда хотелось за бразильскую сборную болеть.

О своей русской фамилии я только в подростковом возрасте задумался, начав немного понимать язык. Особенно, когда играл в литовском народном ансамбле, где-то с 15 лет. Вопрос национальности стал более актуальным и интересным, а вместе с ним и вопрос о своем происхождении.

А другие задавали вопросы про вашу национальность?

О происхождение фамилии меня никто не спрашивал. В детском окружении я своего русского аспекта не чувствовал. Может, в Каунасе этот вопрос не был таким актуальным, потому что Каунас по сравнению с Вильнюсом более однородный, меньше в нем меньшинств, нет таких ярких, как в Вильнюсе. А в Каунасе больше заботили интересы, вопросы стиля, что и вызывало конфликты среди молодых людей: кто какую музыку слушает, а не какого ты происхождения.

В вашем окружении были русские?

Даже не помню, это не казалось чем-то важным, не осталось в памяти, даже если они и были.

Когда начали изучать русский язык?

На самом деле, только приехав в Вильнюс, когда поступил в Художественную академию и начал играть в музыкальных группах. В этих музыкальных группах было много людей русского или польского происхождения, которые между собой говорили по-русски, и вместе с тем пришло желание немного поучиться. В основном из практических соображений.

Вы не злились на них за то, что не понимаете, о чем они между собой говорят? Националиста в себе никогда не замечали?

Нет и нет. Для меня это подчеркивание национальной идентичности с целью конфликта, часто используемое в политике, кажется очень грустным явлением: когда те различия на самом деле привнесены не самим человеком, а его родителями и прабабушками, становятся причинами конфликтов. Потому отождествление себя с каким-то конкретным народом или географическим местом мне часто кажется вещью с негативным содержанием. Лучше изначально не находится под влиянием этих стереотипов, иметь впечатление о конкретном человеке, а не какое-то зонтичное представление обо всех людях.

В Литве есть дискриминация по национальному признаку?

Не думаю. Но в отношении сексульных меншинств точно есть. У меня есть немало друзей, которые принадлежат к этому сообществу, активно пытаются бороться за свои права, и их сексуальная ориентация вызывает много презрения. В Старом городе Вильнюса вообще не из-за чего этого презрения можешь не почувствовать, но прогуливаясь в Каунасе, можно столкнуться. Как минимум в подростковом возрасте помню, как на меня несколько раз нападали из-за длинных волос или широких штанов. В разных районах много всяких причин могут вызвать нетолерантное отношение к тому или иному человеку, точно.

Я много лет играл в рок-группе. Группа формируется не по национальному признаку, а потому, как человек владеет своим инструментом. Та среда очень разнообразна, есть люди и русского, и польского происхождения.

После Каунаса, в Вильнюсе, для меня стало своеобразным шоком, когда барабанщик, русского происхождения, который вырос в Вильнюсе, кажется, в Юстинишкес, сказал, что до 19 лет не знал, что жил в Литве, потому что везде, и во дворе, и в школе, ему хватало русского языка. И только с 19 лет он начал учить литовский язык, когда стал чаще из своего района выходить. Он говорил с довольно сильным акцентом, вставлял много русских слов, когда не находил литовских, но довольно складно. Позже выучил лучше, когда начал больше музицировать и столкнулся с литовцами.

Меня, в частности, шокировало то, что в Вильнюсе еще совсем недавно было так по-разному: национальный и официальный язык в Литве литовский, но его даже не обязательно знать, чтобы спокойно жить. Я принял это, как интересный факт, даже курьез: как могла сложиться такая ситуация? Наверное, парень не избежит критики, но опять же, если ему не было актуально интересоваться чем-то за пределами своего района, то можно и понять его локальный образ жизни.

Русской культурой специально интересовались?

Нет, русской культурой серьезно интересоваться мне не приходилось, потому что я языка все-таки не понимаю в достаточной мере. Если кто-то из друзей рассказывал, что ему интересно и актуально, тогда смотрел. Например из русских художников мне нравится Андрей Тарковский, его фильмы. Но не знаю, можно ли его напрямую связывать с русскостью, потому он один из прекраснейших режиссеров мира. Конечно, в его творчестве важна среда, в которой он творил, но даже не отметая этого, это просто прекрасные художественные произведения, которые можно смотреть не зная языка, не зная всего контекста создания, очень ценные. Так что эти столкновения, не потому что они русские творцы, а просто — актуальные художники и музыканты. Композитор Александр Скрябин мне особенно интересен своими попытками объединить визуальное искусство и звук, объединить разные ощущения в общее целое. Он интересен как композитор, а не как русский композитор.

Насколько вы политизированы?

Я меньше интересуюсь литовской политической жизнью, а мировая для меня достаточно интересна. Может быть я не связываю политику со своим творчеством, осмысленно не насыщаю его политическими оттенками. Но все равно сферы политических и экономических интересов конкретных стран мне известны, этим неизбежно интересуешься. Но если читаю новости, то литовских еженедельников я избегаю. Потому что они кажутся перенасыщенными вещами совсем не о политике, а о каких-то личных отношениях, конфликтах, не обязательно связанных с управлением страной. Для меня это все имеет неприятный привкус. Если открываю новости, то читаю иногда страницу БиБиСи, где как минимум с другой точки зрения все преподносится, и если бывает что-то о Литве, то тогда это точно нечто важное, настолько, чтобы прозвучать в международном масштабе.

Среди других могу назвать новостной портал 9gag. Там шутки, но с политическим привкусом и оттенком. Это анонимная социальная платформа, тем она и интересна. Литва, кажется, туда не попадала. Литовцы туда шутки выкладывают, но не о Литве. И я тоже, но конкретно о Литве ни разу. Я однажды снял короткий GIF на улице Пилес в Вильнюсе, как человек продавал аппараты по производству мыльных пузырей, пускал эти пузыри в воздух, а дети их лопали, и это выглядело абсолютно также, как в одной компьютерной игре, в которой нужно также лопать пузыри, чтобы выжить. Так просто выложил этот вид с названием той компьютерной игры Ниа Отомата. Вроде бы и с улицы Пилес, но шутка просто о том, как реальность повторяет картинку из игры.

На 9gag бывает много так называемой российской пропаганды, немало в форме шуток. Совершенно очевидно она создана не какими-то отдельными пользователями, а заказная. Пропаганду распознаешь довольно легко. Там очень много изображений с Путиным, сопровождаемых всякими положительными комментариями, как он какого-то медведя оседлал, какой он прекрасный президент и так далее. И видится немало таких нюансов, которые заставляют задуматься, как они активно работают на тем, что происходит в Украине, в Грузии. Такие вещи, неизбежно замечаемые, заставляют несколько обеспокоиться. Но для американских граждан пропаганда может оказаться неопознанной и непонятной, а они являются довольно большой частью аудитории той платформы, им это может казаться смешной картинкой или смешной записью, которая таким образом даже оказывается на первых страницах. Пропаганду легче распознают европейские граждане, которые с ней теснее сталкиваются.

Что вы исследуете?

Когда поступал в магистратуру, необходимо было представить очерк своего будущего исследования: что собираюсь исследовать, какими способами. Я уже тогда четко обозначил, что хочу и исторический контекст немного изучить, разные попытки объединить звук с изображением, творчество художников, которые уже пытались это делать, как менялись их техники и стратегии. Я тогда выбрал несколько художников — Чюрлениса, чтобы включить литовский контекст; Кандинского, потому что он, возможно, был одним из важнейших теоретиков и родоначальников абстракции 20 века, его современника Скрябина тоже немного затронул, а также создателя органа цветов Александра Волеса Ремингтона, который примерно в то же время также пытался формировать эту связь. Он был акварелистом, но одновременно сконструировал орган цветов, чтобы играть цветами. Я даже шутил, что он один из первых виджеев (VJ — видео диджей). В то время, в 1912 году, он написал даже книгу о тех же вещах, что и Кандинский в 1911 в своей — о духовности в искусстве, где те же вещи рассматривал, что и Скрябин в «Прометее». Чюрленис к тому времени уже умер, не так давно, но его творчество еще было актуально. Получился такой интересный период, когда разные художники в разных географических точках исследовали те же самые вещи. Я включил сюда и цифровые вещи, что и сейчас продолжаю исследовать в докторантуре.

Все это очень помогает находить связь между культурами и мыслями разных творцов. Исследуя, я все больше склоняюсь к мнению, что те же самые мысли повторяются в очень разных географических точках и исторических периодах, что есть очень похожие модели мышления, которые открылись в 19 веке, но используются и теперь, все те же вещи становятся актуальными.

Каковы ваши студенты?

Они каждый — личность, индивидуальность. Сказать что-то обобщенное о поколении не могу. Даже из одной и той же школы иногда приходят сразу несколько, но с совершенно разными взглядами на искусство и то, что им важно. Культурная среда концентрируется не на какие-то общие задачи, а на то, что интересно каждому. Учебный процесс и среда очень индивидуализированы, персонализированы, может это и есть общая черта. Среда теперь концентрируется на личности, нет каких-то групповых вещей, спущенных сверху, даже планирование учебного процесса стало более горизонтальным. Нет такого, чтобы преподаватель сам придумал мастере-классы, значит, так и делаем. Необходимо советоваться со студентами.


Следующая история:

Инеса Малафей